Эмилия сидела без движения, поражённая рассказом Лаэрта. Он казался ей высеченным из мрамора, таким ранимым и одновременно с тем жестоким. На верхнюю часть лица ложилась густая тень. Глазницы его вдруг почудились ей абсолютно пустыми, чёрными бездонными провалами, через которые сочилась тьма. Она дёрнулась на месте – наваждение пропало. И ей захотелось стереть своими объятиями весь тот мрак, что гнездился внутри. Слепо она подалась вперёд, порывисто обняв и прижавшись к нему губами. Но он резко отпрянул и удержал её на расстоянии вытянутых рук.

– Эмилия, вы разве не слышали меня? Я ценю вас, но не надо пересекать черту, зайдя за которую вы падёте на один уровень с мерзкими моей натуре самками.

Лицо вспыхнуло так, словно к её щекам приложили раскалённые докрасна клейма, прожигающие кожу насквозь.

– Ты жесток. Я не заслужила подобного обращения и не желала тебе зла. Если бы я знала, если бы только был намёк с твоей стороны…

– То что?

– Я бы не думала о браке вовсе.

– Бросьте, дорогая моя. Ваше тщеславие и амбиции бегут впереди вас самих. Уверен, что вы бы посчитали мои намёки некой фривольностью или своего рода пикантной подробностью не более того. А рассказывать вам то, что рассказал сейчас, я бы точно не стал. На тот момент уровень доверия был недостаточен…

– И что будет дальше?..

– Ничего. Мы живём слаженно, душа в душу, мы идеально дополняем друг друга. Вы – неоценимы для меня даже в плане помощи с работой. Вы – чудесная супруга Эмилия. Я же в свою очередь поддерживаю активно видимость наших пылких чувств, иногда себе во вред. Всё же я не могу без содрогания касаться женской плоти, уж простите меня за это. И я думаю, что после этого разговора вы больше не станете требовать от меня, чтобы я касался вас и пальцем.

– А ты не пробовал притвориться?

– Господь с Вами, Эмилия! Бездна вашего отчаяния настолько велика, что вы готовы прогнуться, предоставив в моё распоряжение свою круглую попку?

Лаэрт рассмеялся.

– Это безрезультатно! Сколько проституток я нагнул в своё время, чтобы точно убедиться в отсутствии влечения к вам подобным… Ох, давайте закроем эту тему, меня уже начинает мутить от неё.

Муж Эмилии встал и расслабил шейный галстук, расстегнул пуговицы на жакете и опустился в просторное кресло.

– А теперь я был бы не прочь обсудить ещё один момент.

– Какой же? – безразлично спросила Эмилия.

– Наследник. У меня есть обязательства перед родом Солсбури в виде обязательного наличия наследника.

– О! И как же ты собираешься его зачать, если испытываешь омерзение к женщинам и не возбуждаешься от них? Будешь трахать своего индийца, выплеснув в ключевой момент в меня своё семя? Одна маленькая деталь, мой дорогой муж, непорочные девы не способны к деторождению!

– У вас богатая фантазия, Эмилия. Но я не единожды пробовал и такой вариант в борделях. Итог один… Нет. Я имел в виду другое. Я подберу мужчину. Здорового и сильного, со схожей внешностью. Чтобы он сделал своё дело. А после мы как следует его вознаградим и отправим восвояси. Он даже не узнает твоего имени и не увидит твоего лица. Неизменная чёрная маска на твоём лице будет гарантией анонимности. Встречи будут проходить в съёмном гостиничном номере или меблированных комнатах, без разницы. Он просто будет думать, что развлекается очередная богатая женушка, имеющая в мужьях мерзкого старикашку.

– С чего ты взял, что я соглашусь на это?

– У вас нет выбора. Позднее, вы сможете завести себе постоянного любовника, двух или трёх… Ровно столько, сколько понадобится вам, чтобы чувствовать себя удовлетворенной. Главное, сохранить это в тайне от любопытствующих глаз и длинных языков, только и всего.

– Я не стану этого делать!

– Станете. Добровольно или по принуждению. В случае необходимости я опою вас и свяжу, предоставив в распоряжение осеменителя. Многих возбуждают беззащитные жертвы… Как только вы забеременеете, дело можно будет считать наполовину выполненным. Ровно до моментов родов, разумеется.

– Я не стану соглашаться на подобное! Ни за что!.. Я желаю, чтобы ты подал на развод.

– Вы забываетесь, Эмилия. Во-первых, я не стану подавать на развод. Они ещё редки и случаются только в том случае, если жена повела себя крайне неразумно или оказалась замешена в очень грязных делишках, которые ещё надо будет доказать. Притом на меня ляжет несмываемое пятно… Лишаться такой чудесной и удобной супруги? Я не враг самому себе. Во-вторых, вам нужно всё обдумать. Слишком много информации для одного вечера. Идите отдыхать.

– Нет…

И вдруг один момент высветился в памяти Эмилии.

– В тот раз, на приёме у моего отца, когда ты внезапно поцеловал меня… Сказал, что искал мальчишку-посыльного.

– Искал, с определённой целью. Иногда обилие голодных самок, шепчущих сальности мне на ухо, выворачивает меня настолько, что я нуждаюсь в срочной… разрядке, пусть даже с неким риском. Тем слаще…

– Довольно. Где ты подобрал этого мальчишку?

– Я не подобрал его. Я купил его во время одной из поездок в Индию. Ранджит обслуживал один из борделей. Ему светила бы карьера яркая, но недолгая, поскольку хозяин заставлял его работать на износ, обслуживая одновременно двух, а то и трёх мужчин. Я же выкупил его. Он обошёлся мне очень и очень дорого. Думаю, он на самом деле чуточку влюблён в меня…

– Прекрати!

Эмилия не выдержала обилия грязных подробностей, вывалившихся на неё за последние пару часов, и выбежала из кабинета. А добравшись до своей спальни, настежь распахнула окна, впуская морозный воздух внутрь и отчаянно желая, чтобы он выстудил и её изнутри, очистив память от знания неприглядной правды.

Если бы только был жив отец!.. Со слезами на глазах думала Эмилия. Тонкие пальцы рук судорожно сжимали ткань покрывала, сминая его. Тогда она уже завтра бы, не раздумывая и не ища благоразумного предлога, велела приготовить экипаж и уехала бы, не оглянувшись на поместье Лаэрта ни разу. Но отец скончался, едва Эмилия с супругом вернулись из свадебного путешествия. Болезнь всё же взяла своё. Она за считанные месяцы превратила пожилого, но всё ещё полного сил мужчину в изнеможенного старика.

И сейчас у Эмилии на всём белом свете не было человека, к плечу которого она могла бы приникнуть в поисках поддержки. Дальние тётушки и прочие родственники не брались ею в расчёт – отношения с ними были такими же, как с хорошими знакомыми, не более того. И кому она могла бы рассказать столь постыдную тайну, к тому же ей не принадлежавшую?

Могла ли бы она признаться хотя бы одной живой душе, что супруг, внимания которого она так усердно добивалась и которого страстно желала, был педерастом и расчётливо предложил ей лечь под какого-то незнакомого мужчину, чтобы тот обрюхатил её? Во имя чего? Во имя мнимого, показушного семейного счастья, чтобы каждый мимо проходящий мог кивнуть в знак одобрения и в следующий же миг забыть об их семье? Да и семья ли это?